Но просто жизнь у него еще оставалась, и при данных обстоятельствах ожидать большего было чрезмерным. По крайней мере он мог действовать, пытаясь реализовать собственные мечтания. У мертвого же нет никаких мечтаний.
Ричард лежал на спине, восстанавливая ощущения и самообладание, подставляя ветру свои пылающие мышцы. Он был настолько слаб, что едва мог шевелиться, а поэтому и не пытался этого делать. Вместо этого, пока он лежал, восстанавливая силы, он старался разобраться во всем, что случилось прежде, пытаясь сложить в голове цельную картину.
Он был на пути назад, в Цитадель, вместе с Никки и Карой, когда на них напали. Это был зверь. И Ричард мог ощущать его ауру, источавшую зло. На этот раз он явился в форме, несколько отличной от всего, что доводилось видеть прежде, но такова и была природа зверя: принимать самые разные формы. Единственное, на постоянство чего можно рассчитывать, что зверь будет продолжать преследовать его до тех пор, пока не убьет.
Затем он припомнил борьбу с ним. И его рука потянулась к ноге, туда, где одно из щупалец ухватило его так крепко, что в тот момент показалось, что нога ободрана до кости. Бедро было распухшим, и прикосновение к нему вызывало боль, но, к счастью, обошлось без открытой раны. Он припомнил, как отрубил несколько лап у этого существа. И припомнил Никки, пытавшуюся воспользоваться своей силой, и что желал в тот момент лишь одного – чтобы она прекратила это, поскольку все это обязательно пройдет через сильфиду, так что часть той силы, что она использует против зверя, обрушится на сильфиду. Он подозревал, что эта сила никак не подходила для субстанции сильфиды, и магия Никки могла убить и саму сильфиду. И, вполне определенно, магия никак не навредила зверю – по крайней мере настолько, чтобы хоть как-то задержать его. Конечно, эта сила оказалась заметно ослаблена все той же сильфидой.
Он вспомнил, как от него оторвало Кару. Вспомнил, как подобным же образом, грубо и резко, оказалась отстранена и Никки. Вспомнил, как зверь пытался разорвать его на части. И вспомнил, как ему удалось-таки, совершенно неожиданно, вырваться на свободу.
Но затем случилось нечто такое, чего он так и не понял.
Едва он высвободился из хватки зверя, его тут же потрясло незнакомое, болезненное ощущение, прорывавшееся из сердцевины его существа. Оно отчетливо отличалось от боли, которую вызывало колдовство Никки – или еще какая-либо когда-либо ощущаемая им магия.
Магия…
Едва сформулировав эту мысль, он осознал, что прав; это ощущение, казавшееся совершенно незнакомым, было как-то связано именно с магией.
И хотя он высвободился из хватки зверя – и непонятно даже, где находился зверь в тот особый момент, – все внезапно изменилось.
Из-за неожиданного воздействия неизвестной силы его легкие оказались заполнены субстанцией сильфиды. Такой «вдох» вызвал у него приступ паники.
Ричард вспомнил подобное ощущение, испытанное им в молодости. Он и несколько мальчишек ныряли на дно пруда, соревнуясь, кто соберет больше галек. Их полуденное купание, прыжки в воду с ветви дерева, нависавшей над небольшой, но глубокой заводью, взбаламутили илистое дно. Ныряя в мутной воде за галькой, Ричард потерял ощущение направления. Ему уже не хватало воздуха, когда он налетел головой на толстый сук. Совершенно не ориентируясь, Ричард решил, что удар о ветку должен означать, что он уже вынырнул и врезался в одну из ветвей, уходящих под воду. Но оказался он совсем не на поверхности. Эта отвалившаяся ветка лежала на дне. И прежде чем сообразил, что делает, он «вдохнул» грязную воду.
Ричард находился недалеко от берега и от своих друзей. Это было ужасающее переживание, но оно все же закончилось, и он довольно быстро пришел в себя, получив урок впредь относиться к воде с бульшим вниманием.
Именно из-за этого детского воспоминания о том, как он наглотался воды, в дополнение к естественному нежеланию вдыхать воду, ему в первый раз было трудно заставить себя вдохнуть жидкость сильфиды. Тем не менее Ричард преодолел этот страх, что превратилось в итоге в захватывающий эксперимент.
Но когда, находясь внутри сильфиды, он внезапно обнаружил себя тонущим, то там не было поверхности, не было берега, и поблизости не было никакой помощи. Никогда прежде с ним не происходило ничего подобного внутри сильфиды. У него не было ни возможности куда-то сбежать, ни возможности вырваться на поверхность, ни кого-либо, кто способен протянуть руку помощи.
Ричард осмотрелся в лунном свете. Сильфида была рядом и наблюдала за ним. Он осознал, что на этот раз существо находится не в колодце, как он привык видеть ее. Они оба были на земле, в окружении редко растущих деревьев. Кругом не было никаких звуков, кроме естественных звуков природы. И не ощущалось ничего, кроме лесных запахов.
Под листьями, под сосновыми иголками, под лесной порослью и корнями Ричард ощущал твердое основание из грубого камня. Стыки были толстыми, больше пальца шириной. Не такие аккуратные, как во дворцах, но, без сомнения, созданные человеком.
И серебристая физиономия сильфиды, вместо того чтобы подниматься из привычного колодца, сейчас возвышалась над небольшим, неправильной формы, отверстием в этом древнем каменном основании. Выломанные куски пола валялись поверх сухих листьев и обломков веток – как будто сильфида только что пробила снизу перекрытия.
Ричард выпрямился и сел.
– Сильфида, с тобой все в порядке?
– Да, Хозяин.
– Так ты знаешь, что произошло? Такое ощущение, будто я тонул.
– Так ты тонул.
Ричард уставился на физиономию, поблескивающую в лунном свете.