Вскоре пленные были собраны в большие отряды, чтобы копать, по-видимому, бесчисленные ямы для мертвых. Когда они закончили с ямами, их заставили собрать все разлагавшиеся тела для массового захоронения. Те, кто отказывался, также заканчивали свой путь в ямах.
Когда все мертвые были подобраны и свалены в ямы, людей заставили копать длинные рвы. После этого начались казни. Были уничтожены почти все мужчины старше пятнадцати лет. В плену у Ордена их были десятки тысяч – и потребовались недели, чтобы их всех перебить.
Женщины и дети, под угрозой оружия, были вынуждены наблюдать смерть своих мужчин, и как их затем бросали в большие открытые ямы. Пока они наблюдали, им объяснили, что это пример того, что случается с теми, кто сопротивляется справедливому и нравственному закону Имперского Ордена. Им вдалбливали в головы через бесконечные казни, объясняя на все лады, каким богохульством по отношению к Создателю является то, как они жили – исключительно лишь для собственных эгоистических целей. Им говорили, что человечество должно быть очищено от подобной порчи и тем самым улучшено.
Во время казни одним отрубали головы, других ставили на колени перед ямой, а затем дюжие молодцы с дубинами, имевшими железный набалдашник, проходили вдоль этой шеренги и со всего маха били по голове каждого человека по очереди. При этом пара пленных, закованных в цепи, шла за ними и сбрасывала свежие трупы в ров. Некоторых узников использовали в качестве тренировочных мишеней для стрел или копий. Солдаты смеялись и шутили, когда пьяному исполнителю казни не удавалось убить жертву с первого раза, – такая у них была игра.
Хотя я заметила, что нарастание творимого ужаса стало причиной мрачного настроения и у некоторых солдат Имперского Ордена. И они тянулись к спиртному, видя в нем средство притупить отвращение к происходившему, чтобы быть способными участвовать в этом. В конце концов, одно дело убивать в пылу схватки, и совершенно другое – убивать расчетливо и хладнокровно. Но именно хладнокровное убийство и было их главным занятием. Когда жертвы падали в ров, их забрасывали землей те, кому вскоре предстояло присоединиться к ним же.
Я помню один дождливый день, когда относила еду офицерам, укрывавшимся от дождя под парусиной, прежде натянутой над лавкой, а теперь удерживавшейся на копьях. Они находились там для наблюдения за казнью, обставленной как тщательно подготовленный спектакль. Перепуганные женщины, которым предстояло быть свидетелями исполнения смертных приговоров, были приведены своими владельцами прямо из «публичных комнат», многие из них были едва одеты.
Из множества неожиданных возгласов узнавания и выкриков имен мне скоро стало ясно, что Орден специально находил мужей этих женщин и казнил их у них на глазах. Эти парам была устроена ужасающая встреча: они увидели друг друга перед вечной разлукой.
Сбившихся в кучу, беспомощных женщин заставили смотреть, как их мужчинам крепко стягивают за спиной руки кожаными ремнями. Их заставили встать на колени около свежевырытой ямы, лицом к женщинам. Вдоль этой шеренги шли солдаты, хватали по очереди каждого мужчину за волосы, поднимая голову, а затем перерезали горло. Я запомнила блестевшие на дожде мощные мышцы палачей. Продолжая держать свою жертву за волосы, они, перерезав горло, бросали очередное тело в яму, а затем переходили к следующему человеку.
Мужчины, ожидавшие подобной смерти, плакали и дрожали, выкрикивая имена своих возлюбленных, кричали об их неумирающей любви. Женщины вели себя так же, когда видели своих мужчин убитыми, а затем брошенными на груды других мужчин, все еще дергающих ногами и задыхающихся в предсмертной агонии. Это было самое ужасное и горькое зрелище, какое я видела в жизни.
Многие из этих женщин, едва увидев, что их любимый убит, падали в обморок, валились прямо в грязь, смешанную с рвотой. Остальные же в диком ужасе продолжали выкрикивать под дождем имена тех, кого видели обреченными на смерть. Они рвались из железной хватки стражников, которые смеялись, по очереди оттаскивая женщин, выкрикивая вслух подробности своих намерений по отношению к женщинам их мужьям, которых ожидала смерть. Это была извращенная форма жестокости, причинявшая страдания в таком масштабе, который я не могу выразить.
Этим не только разрывались семьи, но уничтожалось само бытие. Вам когда-нибудь приходилось слышать этот старый вопрос: каким, по-вашему, будет конец света? Вот таким. Это был конец света для бесчисленного множества людей… Только он длился довольно долго. Это был долгий поток множества уничтожаемых жизней, конечных завершений каждого индивидуального мира.
Ричард сильно сжал виски большим и остальными пальцами одной руки, словно хотел раздавить свой собственный череп. Наконец он с трудом справился с дыханием и голосом.
– И никто не попытался бежать? – спросил, нарушая звенящую тишину. – При всех этих насилиях, грабежах и казнях, неужели никто так и не сбежал?
Джебра кивнула.
– Да. Не сомневаюсь, что сколько-то человек сбежало, но, разумеется, не знаю этого доподлинно.
– Сбежавших было вполне достаточно, – сказала Никки тихим голосом.
– Достаточно? – повысил голос Ричард, будто оборачивая против нее свой гнев. Он уловил вспышку ярости, выскользнувшую из-под его контроля, и понизил голос: – Достаточно для чего?
– Достаточно для их цели, – сказала Никки, пристально глядя ему в глаза, стойко перенося то, что видела в его взгляде. – Орден вполне устраивает, что некоторые сбегают. Во время разгула жестокости, самого худшего из ужасов, они умышленно ослабляют охрану, чтобы быть уверенными, что несколько человек сбегут.