Десятое Правило Волшебника, или Призрак - Страница 56

До того, как их начальное обучение закончилось, почти каждый из них «замарался» в расправе над пленниками. Они получали похвалы, как «герои» Ордена. Ночью в их бараках нескольких мальчиков, не принявших участия в казнях, зачислили в отверженные. Их, в конечном счете, заклеймили позором как трусов или даже сочувствующих старому образу жизни, за эгоизм и нежелание поддержать их собрата – в данном случае такого же мальчика. Большинство этих отверженных были забиты до смерти всей группой.

Эти несколько мальчиков в моих глазах были героями. Они умерли в одиночку, от рук своих собратьев, таких же мальчишек, которые раньше играли и смеялись вместе с ними, но теперь стали их врагами. Я искренне хотела дать этим нескольким благородным душам хотя бы крепкое объятие и шепнуть о своей благодарности, что они не присоединились ко всему этому, но не могла – так что они умерли одиноко, как отверженные среди бывших друзей.

Это было безумие. Мне казалось, что весь мир превратился в сплошной абсурд, все окружающее лишилось смысла и жизнь больше не имеет цели. Ее неотъемлемыми свойствами стали страдание и боль – и ничего больше. Воспоминания о каких-то радостях казались подобием смутного сна и перестали быть частью реальности. Жизнь тянулась день за днем, сезон за сезоном, но это была жизнь, так или иначе вращавшаяся вокруг смерти.

В конце концов из всех галеанцев в живых остались только эти мальчики и женщины, выжившие во время массовых жестоких расправ. Старшие мальчики тоже стали принимать участие в актах насилия, что было и частью посвящения, и наградой за рвение при выполнении заданий, включая и участие в казнях.

Разумеется, многие женщины пытались убить себя. Каждое утро на мощеных булыжником улицах возле высоких домов находили тела разбившихся женщин, которые, не видя иного будущего, кроме все растущей жестокости, выбрасывались из окон или с крыш. Уж не знаю, сколько раз мне доводилось находить в каком-нибудь темном углу женщину, собственноручно разрезавшую себе запястья, кровь которой безнадежно вытекала, унося с собой и жизнь. И не могу сказать, что порицала их за подобный выбор.

Ричард так и стоял, заложив сжатые руки за спину, глядя в спокойную воду фонтана, тогда как Джебра продолжала излагать бесконечные подробности событий, последовавших за великой победой смельчаков Имперского Ордена. Бессмысленность происходившего была настолько грандиозной, что постичь ее было невозможно, а тем более – смириться с ней.

Полосы солнечного света, падавшие через застекленную крышу, медленно ползли по мраморной скамье-барьеру, окружавшему бассейн фонтана, и через весь пол. Солнце начало клониться, и в его лучах запылал кроваво-красный камень колонн, а Джебра все продолжала рассказывать о пережитом ею в плену у Ордена.

Почти все это время Шота стояла неподвижно, по обыкновению сложив руки, с мрачным выражением лица наблюдая то за Джеброй, излагавшей свою истории, то за Ричардом, слушающим ее, будто хотела удостовериться, что его внимание не ослабевает.

– В Галее имелись запасы продовольствия для жителей, – сказала Джебра, – но не для такого множества захватчиков, какое теперь оккупировало город, не имея с собой сколько-нибудь существенных припасов. Они опустошили каждую кладовую, каждый склад. На мили вокруг на прокорм пошло каждое животное, включая огромные стада овец, разводившихся ради шерсти, и молочных коров. Не уцелели и куры – источник яиц; они тоже были все перебиты и съедены.

Когда с продуктами стало хуже, офицеры отправили гонцов с настоятельными требованиями улучшить снабжение. На протяжении многих месяцев провизия не поступала – без сомнений, большей частью потому, что наступившая зима замедляла поставки.

Было видно, что Джебра колебалась, но затем все-таки решилась продолжить.

– Помню, как однажды – это было во время сильной снежной метели – нам приказали приготовить свежее мясо, доставленное на кухню солдатами Имперского Ордена. Это были еще теплые обезглавленные и выпотрошенные человеческие тела.

Ричард резко повернулся, чтобы взглянуть на Джебру. Она пристально смотрела на него, как будто из мира безумия, словно опасаясь, что будет тут же осуждена за то, что ей пришлось столкнуться с выходящим за любые пределы. Ее голубые глаза до краев наполнились слезами мольбы о прощении, как будто она боялась, что он готов поразить насмерть за то, в чем она собиралась признаваться.

– Приходилось ли вам разделывать для еды человеческое мясо? А вот нам пришлось. Мы жарили это мясо и освобождали его от костей, чтобы тушить. Сушили и вялили это мясо для обычных солдат. Если солдаты были голодными, а еды не было, то на кухню доставлялись тела. Мы старались надолго растягивать те запасы продуктов, что у нас были. Готовили суп и тушеное мясо, используя даже сорные травы, если удавалось отыскать их под снегом. Но все равно на всех еды хватить не могло.

Я стала свидетелем такого ужаса, что мне хватит кошмаров на всю оставшуюся жизнь. Солдаты, заносящие в кухню мертвые тела и сваливающие их в кучу прямо на полу, и врывающийся за ними снег – одно из тех впечатлений, которые постоянно преследует меня.

Ричард кивнул и прошептал:

– Я понимаю.

– А вскоре, с наступлением весны, наконец-то начали прибывать повозки с продуктами. Они доставили множество продуктов для солдат. Хотя вереницы этих полных еды повозок казались бесконечными, я знала, что это продлится недолго.

Помимо продуктов, прибыло и подкрепление – для замены людей, погибших при захвате Галеи. Численность войска Ордена, оккупировавшего Эбиниссию, была и без того поражающей воображение; дополнительные солдаты, казалось, только увеличивали мое чувство безнадежности.